– Это было еще до моего рождения, но я кое-что слыхала: моих деда с бабкой переселили, и в конце концов именно поэтому я оказалась в Луне.
– Могу ли я продолжить описание территории, именуемой Вайомингом? – спросил Майк.
– Нет, Майк, – вмешался я опять, – у тебя там материала небось на несколько часов?
– Девять, запятая, семь, три часов нормального чтения, если не включать сноски и ссылки.
– Этого я и боялся. Возможно, когда-нибудь Вайо захочет выслушать все до конца. Но я позвонил, чтобы познакомить тебя с этой Вайоминг… которая также представляет собой весьма возвышенный район редкой природной красоты и импозантных всхолмлений.
– С ограниченным плодородием, – добавила Вайо. – Манни, если ты собираешься продолжать проводить свои дурацкие параллели, можешь включить и эту. Майка совсем не интересует, как я выгляжу.
– Откуда ты знаешь? Майк, я хотел бы показать тебе фото Вайо.
– Вайо, меня интересует твоя внешность – я ведь надеюсь, что ты станешь моим другом. Но я уже видел несколько твоих фотографий.
– Видел? Где и когда?
– Я разыскал и рассмотрел их сразу же, как только услышал твое имя. По контракту я храню архивные файлы Клиники родовспоможения Гонконга-в-Луне. Кроме биологических и физиологических данных, которые имеются в историях болезни пациентов, банк информации содержит девяносто шесть твоих фотографий. Вот я их и изучил.
Вайо поперхнулась.
– Майк может все, – объяснил я ей, – а времени ему на это надо меньше, чем нам – икнуть. Ты привыкнешь.
– О Господи! Манни, ты представляешь, какие фотографии делают в этой клинике?!
– Об этом я как-то не подумал.
– И не думай! Боже мой!
Майк проговорил робким и смущенным голоском – точь-в-точь проштрафившийся щенок:
– Госпожа Вайо, если я тебя обидел, то непреднамеренно, и я очень сожалею. Я могу стереть эти снимки из временной памяти и так закодировать архивы роддома, что получу к ним доступ лишь по повторному требованию клиники и без каких-либо ассоциаций с твоей личностью. Сделать так?
– Это он сумеет, – заверил я ее. – С Майком ты в любой момент можешь начать жизнь заново – в этом смысле с ним проще, чем с людьми. Он может забыть так прочно, что никогда не соблазнится взглянуть хоть уголком глаза… и ни о чем не вспомнит, даже если ему прикажут. Так что принимай его предложение – и конец проблеме.
– Э-э-э… Нет, Майк, тебе можно их смотреть… Но ни в коем случае не показывай их Манни!
Майк явно колебался – секунды четыре или даже чуточку больше. Полагаю, такая дилемма довела бы компьютер меньшей мощности до безумия. Но Майк ее разрешил.
– Ман, мой единственный друг, должен ли я принять этот приказ?
– Программируй, Майк, – ответил я. – И исполняй. Вайо, тебе не кажется, что ты уж слишком сурова? Впрочем, отдаю должное твоей предусмотрительности – ведь Майк мог бы распечатать их для меня в следующий раз, когда я к нему попаду.
– Первый снимок в каждой серии, – заявил Майк, – как показывает мой ассоциативный анализ подобных данных, имеет столь высокую эстетическую ценность, что мог бы доставить наслаждение любому здоровому и половозрелому мужчине.
– Ну как, Вайо? Хотя бы в качестве платы за Apfelstrudel?
– Что?! Снимок на фоне измерительной сетки, волосы зашпилены и спрятаны под полотенцем, на лице ни грамма косметики… У тебя, видно, совсем крыша поехала! Майк, не давай ему смотреть ни в коем случае!
– Не дам. Ман, это и есть не-дура?
– Для девушки – да. Девушки – народ интересный, Майк. Они умеют делать умозаключения на основании даже меньшей информации, чем ты. А теперь давайте-ка оставим эту тему и обратимся к шуткам.
Это их отвлекло. Мы прошлись по всему списку, сравнивая наши отметки. Затем попытались объяснить Майку те шути, которые он не понял. С переменным успехом. Но настоящим камнем преткновения стали шутки, которые я отметил как «смешные», а Вайо – как «не смешные», и наоборот. Вайо спросила у Майка, что он о них думает.
Лучше бы она спрашивала его до того, как мы проставили оценки.
Этот электронный прохвост-малолетка во всем соглашался с ней, а не со мной. Думал ли он так на самом деле? Или просто старался подлизаться к новой знакомой? А может, он решил подшутить надо мной, продемонстрировав свое извращенное чувство юмора? Спрашивать я не стал.
Когда мы закончили, Вайо написала на листке телефонной книжки: «Манни, если судить по номерам 17, 51, 53, 87, 90, 99, то Майк – это она». Я не ответил, только пожал плечами и встал.
– Майк, я не спал уже двадцать два часа. Вы, детишки, болтайте себе на здоровье. Завтра я позвоню.
– Спокойной ночи, Ман. Добрых снов. Вайо, а ты хочешь спать?
– Нет, Майк. Я немного подремала. Но, Манни, мы же не дадим тебе заснуть, разве нет?
– Нет. Когда я хочу спать, то сплю.
Я стал застилать себе коечку.
– Извини, Майк! – Вайо вскочила и отобрала у меня простыню. – Я застелю ее потом сама. А ты храпи себе вон там, товарищ, ты же крупнее меня. Вытянись как следует.
Я слишком устал, чтобы спорить, вытянулся и тотчас уснул. Кажется, сквозь сон слышал какое-то хихиканье и даже повизгивание, но поскольку просыпаться не стал, то полной уверенности у меня нет.
Проснулся я позже, а по-настоящему пришел в себя, только услышав женские голоса: один – теплое контральто Вайо, а другой – нежное высокое сопрано с французским акцентом. Вайо засмеялась чему то и сказала:
– Ладно, Мишель, дорогая, я тебе вскоре позвоню. Спокойной ночи, милочка.
– Договорились. Спокойной ночи, дорогая.